Ulanov
Александр УЛАНОВ
Из книги «Волны и Лестницы»
Сквозь ладонь проходит свет, и она вспыхивает розово-желтым огнем. Наше время – вечер, когда запад становится востоком. Если дальше отойти от каменного корабля – он поплывет. Иногда быстро идущий кажется уходящим, иногда направляющимся – и это зависит не от него, а – кто смотрит. Дерево думает о коралловых рыбах в ветвях, ящерица – о пледе на кресле, эта шерсть так хорошо держит ее коготки. Трамвайный билет ждет послания на своей обратной стороне. И можно быть им, ей, им, пусть не сразу, комната потому и уютна, что не впускает всегда. На земле пол, на полу диван, на диване колени, на коленях закрытый Овидий, на Овидии листок, на листке ручка – можно продолжать и в ту, и в другую сторону. Можно продолжать и влево, и вправо, на запад и на восток, чтобы в разговоре вновь повторилось только одно слово – имя. И зачем оставаться, ведь тогда не останешься больше нигде.
В дорогу берут письмо – от остающегося уезжающему. Солнце уже почти встало, но все никогда не будет выполнено. Динозавры вытягивают шеи, смотрят на свое отражение в зеркальном дне и печально вздыхают. Но нельзя описать день без небывшего в нем.
Чтобы ответить – нужно только читать медленнее.
Aleksandr Ulanov
From the Book “Waves and Stairs”
Translated by Misha Semenov
Light seeps through the palm of the hand, exploding into pinkish-yellow flame. Our time’s the evening, when West turns to East. Walk farther out from the stone ship and you’ll see—it sails, but where? Sometimes when it goes fast it seems to be approaching, and other times departing—it all depends not on the ship but on the one who’s looking. The tree thinks of coral fish in branches, the lizard of the armchair plaid, how well the wool can hold its claws in place. The streetcar ticket waits for a message on its other side. And maybe the reason that they, she, they, not right away, but maybe feel this place is cozy is because this room doesn’t always let wanderers in. Floor on the earth, sofa on the floor, knees on the sofa, closed Ovid on the knees, sheet of paper on the Ovid, and on the sheet a pen—to be continued in this direction and that, right and left, West and East, all so that in the conversation just one word gets heard again—a name. And why stay here, for then there’ll be nowhere else left to stay?
They take a letter with them on the road—a letter from stayee to departee. The sun’s just about up now, but everything can never be complete. The dinosaurs stretch out their necks, look at their images in the reflective depths and sigh in grief. But how to describe a day without the one absent from it?
To reply to this message: you need only read a little slower.