Embedded Files
Boris Pasternak, Our Storm
from "My Sister--Life," 1917
Гроза, как жрец, сожгла сирень
И дымом жертвенным застлала
Глаза и тучи. Расправляй
Губами вывих муравья.
Звон ведер сшиблен набекрень.
О, что за жадность: неба мало?!
В канаве бьется сто сердец.
Гроза сожгла сирень, как жрец.
В эмали — луг. Его лазурь,
Когда бы зябли, — соскоблили.
Но даже зяблик не спешит
Стряхнуть алмазный хмель с души.
У кадок пьют еще грозу
Из сладких шапок изобилья,
И клевер бурен и багров
В бордовых брызгах маляров.
К малине липнут комары.
Однако ж хобот малярийный,
Как раз сюда вот, изувер,
Где роскошь лета розовей?!
Сквозь блузу заронить нарыв
И сняться красной балериной?
Всадить стрекало озорства,
Где кровь как мокрая листва?!
О, верь игре моей, и верь
Гремящей вслед тебе мигрени!
Так гневу дня судьба гореть
Дичком в черешенной коре.
Поверила? Теперь, теперь
Приблизь лицо, и, в озареньи
Святого лета твоего,
Раздую я в пожар его!
Я от тебя не утаю:
Ты прячешь губы в снег жасмина,
Я чую на моих тот снег,
Он тает на моих во сне.
The storm, priest-like, has set lilacs ablaze,
And shrouded over eyes and clouds
With sacrificial haze. Now with your lips
Go straighten out the poor ant’s kinks.
The peal of pails knocked over to their sides,
What greed, oh! is there not enough sky?!
A hundred hearts beat in the trough.
The storm has set lilacs ablaze, priest-like.
The field—enameled. Its azure blue,
Threatening cold—has been scraped off.
Even the goldfinch’s in no rush
To shed its diamond drunkenness.
In tubs, the storm is still being consumed
From sweet capuches of abundance,
The clover, stormy, scarlet, splattered
With painters’ splotches of maroon.
Mosquitoes stick to mulberries.
But mark you that malarial proboscis,
Can it be pointing here, that monster,
This pinkest spot in summer’s sumptuousness?
To drop a little abscess through a blouse
And then alight a crimson ballerina?
To thrust the naughty needle in,
Where blood has gathered like wet leaves?!
Oh, do believe my play, and do believe
This migraine raging at your heels!
For so too must the wrath of day
Burn up in cherry bark, a weed.
So you believe? Now, oh yes now
Bring your face near, and, in revelation
Of this, your holy summertide,
I’ll blow it up into a scorching conflagration!
I will hide nothing from you:
You cloak your lips in jasmine snow,
I sense on mine that very snow,
It melts on mine in sleep.
Where do I put this happiness of mine?
In poems, on ruled notebook staves?
Their mouths are cracked and dry,
Parched by the poisons of the page.
They, warring with the alphabet,
Burn on your blushing cheeks, bright red.
Куда мне радость деть мою?
В стихи, в графленую осьмину?
У них растрескались уста
От ядов писчего листа.
Они, с алфавитом в борьбе,
Горят румянцем на тебе.
Page updated
Google Sites
Report abuse